Неточные совпадения
Бросились они все разом
в болото, и больше половины их тут потопло («многие за землю свою поревновали»,
говорит летописец); наконец, вылезли из трясины и видят: на другом
краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь — да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!
Чувство радости от близости к ней, всё усиливаясь, дошло до того, что, подавая ей
в ее корзинку найденный им огромный на тонком корне с завернувшимися
краями березовый гриб, он взглянул ей
в глаза и, заметив краску радостного и испуганного волнения, покрывшую ее лицо, сам смутился и улыбнулся ей молча такою улыбкой, которая слишком много
говорила.
В одном из домов слободки, построенном на
краю обрыва, заметил я чрезвычайное освещение; по временам раздавался нестройный говор и крики, изобличавшие военную пирушку. Я слез и подкрался к окну; неплотно притворенный ставень позволил мне видеть пирующих и расслушать их слова.
Говорили обо мне.
Где носится?
в каких
краях?
Лечился,
говорят, на кислых он водах,
Не от болезни, чай, от скуки, — повольнее.
Туробоев отошел
в сторону, Лютов, вытянув шею, внимательно разглядывал мужика, широкоплечего,
в пышной шапке сивых волос,
в красной рубахе без пояса; полторы ноги его были одеты синими штанами.
В одной руке он держал нож,
в другой — деревянный ковшик и,
говоря, застругивал ножом выщербленный
край ковша, поглядывая на господ снизу вверх светлыми глазами. Лицо у него было деловитое, даже мрачное, голос звучал безнадежно, а когда он перестал
говорить, брови его угрюмо нахмурились.
Клим присел на
край стола, разглядывая Дронова;
в спокойном тоне, которым он
говорил о Рите, Клим слышал нечто подозрительное. Тогда, очень дружески и притворяясь наивным, он стал подробно расспрашивать о девице, а к Дронову возвратилась его хвастливость, и через минуту Клим почувствовал желание крикнуть ему...
У павильона Архангельской железной дороги, выстроенного
в стиле древних церквей Северного
края Саввой Мамонтовым, меценатом и строителем этой дороги, жило семейство курносых самоедов, показывая публике моржа, который обитал
в пристроенном к павильону бассейне и будто бы
в минуты благодушного настроения
говорил...
— Если хотите, расстанемтесь, вот теперь же… — уныло
говорил он. — Я знаю, что будет со мной: я попрошусь куда-нибудь
в другое место, уеду
в Петербург, на
край света, если мне скажут это — не Татьяна Марковна, не маменька моя — они, пожалуй, наскажут, но я их не послушаю, — а если скажете вы. Я сейчас же с этого места уйду и никогда не ворочусь сюда! Я знаю, что уж любить больше
в жизни никогда не буду… ей-богу, не буду… Марфа Васильевна!
Я сидел и слушал
краем уха; они
говорили и смеялись, а у меня
в голове была Настасья Егоровна с ее известиями, и я не мог от нее отмахнуться; мне все представлялось, как она сидит и смотрит, осторожно встает и заглядывает
в другую комнату. Наконец они все вдруг рассмеялись: Татьяна Павловна, совсем не знаю по какому поводу, вдруг назвала доктора безбожником: «Ну уж все вы, докторишки, — безбожники!..»
В доме, принадлежащем Американской компании, которая имеет здесь свой пакгауз с товарами (больше с бумажными и другими материями и тому подобными нужными для
края предметами, которыми торговля идет порядочная), комната просторная,
в окнах слюда вместо стекол: светло и,
говорят, тепло.
—
В конце слободы, с того
края третья избушка. На левой руке кирпичная изба будет, а тут за кирпичной избой и ее хибарка. Да я вас провожу лучше, — радостно улыбаясь,
говорил приказчик.
Там,
говорят, есть еще краснокожие, где-то там у них на
краю горизонта, ну так вот
в тот
край, к последним могиканам.
М. Венюков, путешествовавший
в Уссурийском
крае в 1857 году,
говорит, что тогда на реке Бикин китайцев не было вовсе, а жили только одни удэгейцы (он называет их орочонами).
Тазы на Такеме те же, что и
в Южно-Уссурийском
крае, только менее подвергшиеся влиянию китайцев. Жили они
в фанзах, умели делать лодки и лыжи, летом занимались земледелием, а зимой соболеванием.
Говорили они по-китайски, а по-удэгейски знали только счет да отдельные слова. Китайцы на Такеме были полными хозяевами реки; туземцы забиты и, как везде, находились
в неоплатных долгах.
Здесь
в реке было много мальмы. Мы ее ловили просто руками. Она подавалась нам ежедневно утром на завтрак и вечером на ужин. Интересно отметить, что рыбка эта особенно распространена
в Уссурийском
крае. Туземцы
говорят, что к западу от Сихотэ-Алиня преобладает ленок, которого вовсе нет
в прибрежном районе.
Говорят, что дети растут
в болезнях;
в эту психическую болезнь, которая поставила ее на
край чахотки, она выросла колоссально.
Мой отец не соглашался,
говорил, что он разлюбил все военное, что он надеется поместить меня со временем где-нибудь при миссии
в теплом
крае, куда и он бы поехал оканчивать жизнь.
Бахметев имел какую-то тень влияния или, по крайней мере, держал моего отца
в узде. Когда Бахметев замечал, что мой отец уж через
край не
в духе, он надевал шляпу и, шаркая по-военному ногами,
говорил...
Добрые люди винили меня за то, что я замешался очертя голову
в политические движения и предоставил на волю божью будущность семьи, — может, оно и было не совсем осторожно; но если б, живши
в Риме
в 1848 году, я сидел дома и придумывал средства, как спасти свое именье,
в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы
в чужих
краях, а поехал бы
в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом» и
говорил бы своему секретарю «ты», а своему министру «ваше высокопревосходительство!».
Мой дед
говорит, что он считает вредным для
края уничтожение казацких вольностей, и просит уволить его
в отставку.
Эти строгие теоретические рассуждения разлетались прахом при ближайшем знакомстве с делом. Конечно, и пшеничники виноваты, а с другой стороны, выдвигалась масса таких причин, которые уже не зависели от пшеничников. Первое дело, своя собственная темнота одолевала, тот душевный глад, о котором
говорит писание. Пришли волки
в овечьей шкуре и воспользовались мглой… По закону разорили целый
край. И как все просто: комар носу не подточит.
Но все-таки
в своей щедрости мы, кажется, хватили через
край; можно было бы «из уважения», как
говорят мужики, отдать японцам пять-шесть Курильских островов, ближайших к Японии, а мы отдали 22 острова, которые, если верить японцам, приносят им теперь миллион ежегодного дохода.]
— Рожок пастуха слышен за лесом, —
говорила она. — А это из-за щебетания воробьиной стаи слышен голос малиновки. Аист клекочет на своем колесе [
В Малороссии и Польше для аистов ставят высокие столбы и надевают на них старые колеса, на которых птица завивает гнездо.]. Он прилетел на днях из далеких
краев и строит гнездо на старом месте.
Летят… Из мерзлого окна
Не видно ничего,
Опасный гонит сон она,
Но не прогнать его!
Он волю женщины больной
Мгновенно покорил
И, как волшебник,
в край иной
Ее переселил.
Тот
край — он ей уже знаком, —
Как прежде неги полн,
И теплым солнечным лучом
И сладким пеньем волн
Ее приветствовал, как друг…
Куда ни поглядит:
«Да, это — юг! да, это юг!» —
Всё взору
говорит…
Она спрашивала быстро,
говорила скоро, но как будто иногда сбивалась и часто не договаривала; поминутно торопилась о чем-то предупреждать; вообще она была
в необыкновенной тревоге и хоть смотрела очень храбро и с каким-то вызовом, но, может быть, немного и трусила. На ней было самое буднишнее, простое платье, которое очень к ней шло. Она часто вздрагивала, краснела и сидела на
краю скамейки. Подтверждение князя, что Ипполит застрелился для того, чтоб она прочла его исповедь, очень ее удивило.
Этот m-r Jules был очень противен Варваре Павловне, но она его принимала, потому что он пописывал
в разных газетах и беспрестанно упоминал о ней, называя ее то m-me de L…tzki, то m-me de ***, cette grande dame russe si distinguée, qui demeure rue de P…, [Г-жа ***, это знатная русская дама, столь изысканная, которая живет по улице П… (фр.)] рассказывал всему свету, то есть нескольким сотням подписчиков, которым не было никакого дела до m-me L…tzki, как эта дама, настоящая по уму француженка (une vraie française par l’ésprit) — выше этого у французов похвал нет, — мила и любезна, какая она необыкновенная музыкантша и как она удивительно вальсирует (Варвара Павловна действительно так вальсировала, что увлекала все сердца за
краями своей легкой, улетающей одежды)… словом, пускал о ней молву по миру — а ведь это, что ни
говорите, приятно.
Пархоменко все дергал носом, колупал пальцем глаз и
говорил о необходимости совершенно иных во всем порядков и разных противодействий консерваторам. Райнер много рассказывал Женни о чужих
краях, а
в особенности об Англии,
в которой он долго жил и которую очень хорошо знал.
— Были у нас
в городе вольтижеры, —
говорила она ему, — только у них маленький этот мальчик, который прыгает сквозь обручи и сквозь бочку, как-то
в середину-то бочки не попал, а
в край ее головой ударился, да так как-то пришлось, что прямо теменным швом: череп-то весь и раскололся, мозг-то и вывалился!..
— А я что же
говорю! Я то же и
говорю: кабы теперича капитал
в руки — сейчас бы я это самое Филипцево… то есть, ни
в жизнь бы никому не уступил! Да тут, коли человек с дарованием… тут конца-краю деньгам не будет!
"Должно быть,
в Тотемском уезде климат слишком суров, — писала она к тетке, — потому что все наши девицы
говорят, что
в их
краях никогда не бывало такого изобилия огурцов.
Граф
говорил обо всем одинаково хорошо, с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих
краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах: он побранил мужчин,
в том числе и себя, ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов хозяйкам
в особенности.
— Это по-польски значит: неловкий, — пояснил ей Аггей Никитич, — хотя Канарский был очень ловкий человек,
говорил по-русски, по-французски, по-немецки и беспрестанно то тут, то там появлялся, так что государь, быв однажды
в Вильне, спросил тамошнего генерал-губернатора Долгорукова: «Что творится
в вашем
крае?» — «Все спокойно,
говорит, ваше императорское величество!» — «Несмотря,
говорит, на то, что здесь гостит Канарский?» — и показал генерал-губернатору полученную депешу об этом соколе из Парижа!
— А ежели всех постигает такая участь, так и мы от миру не прочь. Я уж Фаинушку спрашивал: пойдешь ты за мною
в народ? — Хоть на
край света!
говорит. Для науки, любезный друг, и
в холодной посидеть можно!
Пока Лозинская читала письмо, люди глядели на нее и
говорили между собой, что вот и
в такой пустой бумажке какая может быть великая сила, что человека повезут на
край света и нигде уже не спросят плату. Ну, разумеется, все понимали при этом, что такая бумажка должна была стоить Осипу Лозинскому немало денег. А это, конечно, значит, что Лозинский ушел
в свет не напрасно и что
в свете можно-таки разыскать свою долю…
Марта смеялась тоненьким, радостным смехом, как смеются благонравные дети. Вершина рассказала все быстро и однообразно, словно высыпала, — как она всегда
говорила, — и разом замолчала, сидела и улыбалась
краем рта, и оттого все ее смуглое и сухое лицо пошло
в складки, и черноватые от курева зубы слегка приоткрылись. Передонов подумал и вдруг захохотал. Он всегда не сразу отзывался на то, что казалось ему смешным, — медленны и тупы были его восприятия.
Продолжая
говорить, Верига встал и, упруго упираясь
в край стола пальцами правой руки, глядел на Передонова с тем безразлично-любезным и внимательным выражением, с которым смотрят на толпу, произнося благосклонно-начальнические речи. Встал и Передонов и, сложа руки на животе, угрюмо смотрел ка ковер под хозяиновыми ногами. Верига
говорил...
В углу около изразцовой печи отворилась маленькая дверь,
в комнату высунулась тёмная рука, дрожа, она нащупала
край лежанки, вцепилась
в него, и, приседая, бесшумно выплыл Хряпов, похожий на нетопыря,
в сером халате с чёрными кистями. Приставив одну руку щитком ко лбу, другою торопливо цапаясь за углы шкафов и спинки стульев, вытянув жилистую шею, открыв чёрный рот и сверкая клыками, он, качаясь, двигался по комнате и
говорил неизменившимся ехидно-сладким, холодным говорком...
— Мне и
в пустыне будет хорошо-с! —
говорил Феденька, — меня хоть на
край света ушлите — я и там отлично устроюсь-с!
В увлечении я хотел было заговорить о Фрези Грант, и мне показалось, что
в нервном блеске устремленных на меня глаз и бессознательном движении руки, легшей на
край стола концами пальцев, есть внутреннее благоприятное указание, что рассказ о ночи на лодке теперь будет уместен. Я вспомнил, что нельзя
говорить, с болью подумав: «Почему?»
В то же время я понимал, почему, но отгонял понимание. Оно еще было пока лишено слов.
— Это ты теперь только так
говоришь, Олеся. Почти все девушки то же самое
говорят и все же замуж выходят. Подожди немного: встретишься с кем-нибудь, полюбишь — тогда не только
в город, а на
край света с ним пойдешь.
— Дело не ждет, а я тут с вами забалакался, —
говорил он, громко стуча о пол неналезавшими калошами. — Когда будете
в наших
краях, милости просим ко мне.
В остальное время года, и особенно летом, редко увидите вы на ней нескончаемые караваны расшив; не промелькнут перед очами вашими вереницы громадных судов и барок, нагруженных богатством целого
края; редко услышите вы те звонкие клики и удалые, веселящие сердце песни бурлаков, которые немолчно,
говорят, раздаются на Волге.
Григорий Михайлыч, что это, Григорий Михайлыч?" —
говорила она… а он продолжал лобызать
край ее одежды… и с умилением вспомнилось ему, как он
в Бадене так же лежал перед ней на коленях…
Он чуть не закричал на жену. Около него суетилась повитуха; болтая
в воздухе плачущим ребенком, она что-то убедительно
говорила ему, но он ничего не слышал и не мог оторвать своих глаз от страшного лица жены. Губы ее шевелились, он слышал тихие слова, но не понимал их. Сидя на
краю постели, он
говорил глухим и робким голосом...
А Маякин сидел рядом с городским головой, быстро вертел вилкой
в воздухе и все что-то
говорил ему, играя морщинами. Голова, седой и краснорожий человек с короткой шеей, смотрел на него быком с упорным вниманием и порой утвердительно стукал большим пальцем по
краю стола. Оживленный говор и смех заглушали бойкую речь крестного, и Фома не мог расслышать ни слова из нее, тем более что
в ушах его все время неустанно звенел тенорок секретаря...
Косой заметил, что Евсей смотрит на его разбегающиеся глаза, и надел очки
в оправе из черепахи. Он двигался мягко и ловко, точно чёрная кошка, зубы у него были мелкие, острые, нос прямой и тонкий; когда он
говорил, розовые уши шевелились. Кривые пальцы всё время быстро скатывали
в шарики мякиш хлеба и раскладывали их по
краю тарелки.
Иван Павлович. А преинтересная, как вижу, жизнь
в чужих
краях. Мне очень приятно сойтись с человеком бывалым. Позвольте узнать: с кем имею честь
говорить?
Мурзавецкая.
В твои года долго ли полюбить, только не будь разборчива. Ты молода, так ищи молодого: тебе хочется на своей воле жить, самой большой быть — так найди бедного, он по твоей дудочке будет плясать; у тебя ума-то тоже не очень чтоб через
край, так выбирай попроще, чтоб он над тобой не возносился. Так, что ли, я
говорю?
— Что ж, —
говорил он с мягчайшею скромностью. — У нас,
в России, теперь, особенно при нынешнем государе, житье людям самое лучшее, как
в чужих
краях.
На самом
краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни
говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...